Сергей Серегин
— Натаныч, раскури, — Лера нагнулась над мятой пачкой «Казбека» и, пересчитав оставшиеся папироски, вынула одну самую мятую и протянула Натанычу.
— А спички?- по инерции спросил Натаныч.
— Хуички, засунь в яички, — Лера задрожала всем телом, раздались хлюпанья, свист и причмокивания, она засмеялась, потом нагнулась к Натанычу и ущипнула его двумя пальцами за щеку.
— Раскури, а я тебе расскажу загадку, — Лера расплылась в улыбке и показала пальцем на лежащий на столе спичечный коробок.
Улыбка, казалось, должна была бы затеряться среди мясистого лериного лица, но все произошло наоборот, вместо лица осталась одна улыбка, как у Мурзилки из детской книжки, и Натаныч вспомнил, что Мурзилка – это советский Чеширский кот. Еще Натаныч понял, что после рассказов и лериных загадок он пропахнет дешевыми папиросами и будет весь в синяках, но привычная наглость и самоуверенность покинули его в лерином обществе. Рядом с этой глыбой, рядом с этой матерой человечиной Натаныч терялся и в его голове оставалось только что-то совсем детское, глупое и беззащитное.
— Ты помнишь, Натаныч, что скрыл Мальчиш-кибальчиш от своих врагов? Помнишь его великую военную тайну? Помнишь, почему никто не может победить Россию?
— Россия — рабская страна, вот и вся тайна, русские рабы готовы умирать за родину, но не готовы жить для себя, — у Натаныча отлегло, это была легкая загадка. Успокоившись, он стал раскуривать папироску.
— Гы-гы-гы, — Лера опять засвистела и закрякала, при этом замотала головой, — отдохни, ты сейчас не на радио «Свобода», грантов никто не даст. Мне твоя пропаганда не нужна, вот папиросочку отдай.
— Ну, тогда русские – нация господ, их невозможно победить.
— Ну, тогда беги к Димке Рокозину, дэбил, — Лера закрякала еще больше, только теперь она еще и выпускала из себя сизый табачный дым.
— Тогда не знаю.
— А ты подумай, что лежит между рабом и господином?
— Ничего не лежит, может, лежит пропасть?
— Хуепость, думай, старый блядун, что лежит между мужчиной и женщиной, между богом и чертом, между добром и злом, между рабом и господином, думай, — и Лера ущипнула его теперь уже совсем больно, за кончик носа. Натанычу стало не столько страшно, сколько обидно. Обидно за то, что училка такая большая и строгая, обидно за то, что он такой маленький и несчастный, и особенно обидно за то, что он учил, но не выучил.
— Между мужчиной и женщиной, старый боров, лежит любовь, и что бы ни случилось с мужиками и женщинами, любовь эта никуда не денется, вот в чем дело. Она останется, даже если исчезнут все женщины. Мужики будут любить друг друга без женщин, и наоборот. Любовь как возникла, так и неистребима. Понятно?
— А рабы и господа? То же любовь? садо-мазо?
— Пидор ты тупой, Натаныч, — Лера икнула от досады, — между рабом и господином лежит власть, лежит закон. Исчез великий Рим, исчезли рабы или господа, но власть осталась навсегда, право осталось, потому что это и есть сущность дихотомии. То, что лежит между, то и есть суть. Это понятно?
— А добро и зло? А бог и черт? А Россия? Что-то непонятно.
— Нехуятно. Между добром и злом лежит культура, а между богом и чертом – религия, вера. Культура и религия – это и есть сущности, именно они неистребимы. Добро победит зло, или наоборот, это уже не имеет значения, потому что культура останется. Так же вера будет у людей и в царстве божьем, и царстве антихриста. Начинаешь соображать, Натаныч? – Лера посмотрела уже не так насмешливо, почему то ей было важно, что бы Натаныч понял.
— Начинаю, но про Россию не ясно. Не ясно даже, какая у русских антитеза.
— У России нет антитезы, она сама сущность, она сама лежит.
— Где лежит? Как это, лежит? – Натаныч испугался, Лера снова стала большой и страшной.
— Лежит, Натаныч, лежит, и ничего нам с ней не сделать. Лежит, как ты можешь сам убедиться, лежит Россия между Востоком и Западом. Уничтожь Восток, и Россия будет жить своей западной стороной, истреби Запад, а существо России никуда не денется, будет Русь азиатская, только и всего, потому что Россия и есть сущность дихотомии «Восток-Запад». Вот она — их военная тайна.
— Мы же, но мы же внедряем западные ценности. Мы же на правильном пути? Ведь так?
— Так, именно так. Потому что нам больше ничего не остается…
Лера отвернулась и не дала Натанычу раскурить погасшую папироску. Ей стало совершенно скучно, — «пусть даже Россия остается, лишь бы мужиков не было, тупые свиньи», — подумала она и стало нарочно сильно сопеть носом.
Натаныч не выдержал и ушел.
К началу страницы